Утренний обход был весьма скучен. То ли это от того, что бурый никак не мог найти общую тему для разговора со своим напарником, то ли от того, что сам не хотел говорить вообще. И вряд ли стоило, но если ничего не угрожает, то идти в полной тишине по лесу более чем скучно. Пару раз Швайгер даже порывался грызнуть товарища в плечо. Ну так, по-дружески. Затеяли бы небольшую драку, размялись бы, было бы что вспомнить. Но в это дежурство в напарники попался какой-то зануда. После третьей попытки зверь недовольно рявкнул и, вырвавшись на полкорпуса вперед, задал стремительный темп общему шагу, чтобы поскорее обойти границы и вернуться в лагерь.
Бездействие нагоняло страшную вязкую серую тоску. Ощущения от того, что он ничего не делал, было равным тому, как если бы лентяя заставили перетаскать скалу по камням на противоположную сторону. Ныли мышцы, голова склонилась под тяжестью. Даже какая-то обида зародилась на этих слюнтяев, которым дорога сохранность шкуры. Будто бы если нападут враги, они спросят у сударей: "Извините, а нельзя ли нам попрать ваш внешний вид своими клыками? Мы будем вам премного благодарны". Было бы смешно, если бы не было так гадко.
С отвращением сплюнув в сторону, Швайгер вошел во мглу леса. Странный он все-таки парень. Вот и сейчас прется незнамо куда. Этих оболтусов обычно можно встретить на полянах или где-то на открытой местности. Оно и понятно. Вожак не одобрит междоусобиц даже в так называемой дружеской волне. А если идею поддержат и те, кто пребывает в негативных отношениях, тут и хлопот не оберешься. Ещё припишут организацию бунта. Вот и приходится скитаться.
Сейчас Швайгеру не хватало эмоциональной разрядки. Он чувствовал себя хорошо только в своей стихии, только в боях, только тогда, когда все кажется мелочью. И да, довольно часто он возвращался с глубокими порезами над глазами и следами клыков на шее. Хорошо хоть жены у него нет, иначе начался бы кипишь, а так никто и не посмеет к нему приблизиться и на метр. Ведь он чужой. Непонятно почему, но ему не раз давали открыто понять, что он не к месту. Без рода и племени. И даже без хорошего отношения соплеменников. Горазды судить того, кого не знают. Готовы слепо подражать моде. Готовы отрицать принципы, а вместе с тем строить из себя благородных. И едва ли хоть капля благородства найдется в том, кто чтит святейшим долгом показать свою удаль перед волчицами.
Как же любит трепать таких Швайгер! Запрыгнешь им на спину, придавишь весом к земле. Они барахтаются, выползаю из-под твердых лап. Тогда поддаешься и чуть отступаешь, даешь вздохнуть с облегчением. Если придать глазам особый блеск загнанного в угол, то на мордах самоуверенных снобов проползет гадюкой ухмылка. А после прыжок, захват, удар в плечо. И вот уже смиренно колотится от нехватки воздуха у светлых кофейных ног. Хрипит и просит отпустить. Разожмешь со смехом челюсти, и тут же град грязных ругательств и угроз. И снова патрульных хам и злодей, снова стоит всем поперек горла. Зато Швайгер больше никогда не увидит побежденного в прежнем образе позера, во всяком случае при нем. Хоть что-то.
Вспоминая эти моменты, Швайгер открыто улыбался. Но в сочетании с холодными глазами, этот образ как-то не состыковывался. Он прибавил ходу. Что-то ему подсказало, что два друга могут быть где-нибудь на западе. Свернув с проторенной тропинки, зверь чуть ли не рысью летел туда, откуда доносился приятный терпкий запах сосен.
Несмотря на то, что вокруг уже начинало смеркаться, по-прежнему сохранялся жар. А Швайгер ждал дождя. Что ж, похоже он снова ошибся в своих ожиданиях. Сколько бы он не проходил миль, его дыхание никогда не сбивалось. Размеренно прорысив вдоль опушки, он уже предчувствовал скорую встречу. Воздух бесшумно входил и выходил из легких, не выдавая приближения бурого. Передвигался он по обочине, иногда ставя левые лапы на листву, а правыми неизменно попадая прямо на землю. Наверное, если очень тщательно прислушиваться, можно было узнать о неведомом хищнике вблизи болотистой местности.
Запах гнили и кваканье лягушек уже долетали до хищника, но он не остановился. Почему же его это не остановило? Вы пробовали когда-нибудь драться вблизи болота или сосен, под которыми всегда множество иголок, которые, попав между подушечек лап, причиняют дикую боль похлеще клыков противника? Это мысль кометой промелькнула в темной голове. Швайгер мгновенно остановился, грохочущее рычание вырвалось из груди. Ребята проходили здесь, но часа три или четыре назад. Значит, они уже на другой стороне чащи, где наверняка найдется хоть одна опушка. А здесь, куда он забрел, ловить точно нечего.
Великолепно. Хотя бы не будут ныть кости. Возможно, мне удастся встретить здесь чужака, которого можно будет без предупреждения по… Когда же я переболею эту дурость в своей голове? Четвертый год идет, а ума палата просто. Может, предложить лидеру устраивать каждое полнолуние игрища? Молодняк совсем обленился, – Швайгер подошел к болоту и попытался заглянуть в мутную жижу. Им лень поднять свои хвосты от земли и помочь старшим. Их не интересуют походы патрульных в то время, когда ещё три года назад для нас не было ничего более захватывающего, чем рассказ о том, как кто-то из старших пресек попытку нарушителя пересечь границу. Морда Швайгера приобрела жесткие черты. Было видно, что он плотно сжимает зубы, ведь ничего другого не остается. А в это время в серо-желтой массе отразилась черная тень существа, заглядывающего в неё. Ума хватило не нагибать голову, а лишь остановиться у края водной глади. Глаза холодно сверкнули, он поднял взгляд. Он почему-то подумал, что из его волчат вырастут достойные волки. Ни один сопляк или старик не посмеет сказать его детям, что они потомки того, у кого не было ни матери, ни отца. Но тут же он представил, как придется ухаживать за волчицей, потом слушать пересуды состайников, чего-то ждать и пытаться за несколько месяцев превратиться из равнодушного реалиста в романтика. Швайгер улыбнулся, коротко и тихо засмеялся, закрыв на секунду глаза.